Война застала М.А. Шолохова за письменным столом. Он в то время работал над  второй книгой «Поднятой целины». На второй день войны Шолохов телеграммой известил наркома обороны о том, что передает в Фонд обороны Государственную премию, присужденную ему за роман «Тихий Дон», и что «в любой момент готов встать в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии и до последней капли крови защищать социалистическую Родину». На свои собственные средства он приобретает  для фронта четыре новые ракетные установки.
В июле 1941 года Шолохов  был призван в армию, и направлен на фронт специальным коррес­пондентом «Правды» и «Красной звезды». Участво­вал в боях под Смоленском на Западном фронте, под Ростовом на Южном фронте. А в январе 1942-го полу­чил серьезную контузию, которая напоминала о себе на протяжении всей жизни писателя.
6 июля 1942г. Шолохов приехал в Вешенскую, а через два дня немецкая авиация совершила налет на стани­цу. Одна из авиабомб попала во двор шолоховского дома, и на глазах писателя погибла его мать. Свой до­машний архив Шолохов осенью 1941 года сдал на хранение в районный отдел НКВД. Но стремительное наступление немецких войск  помешало плановой эвакуации архива и рукописи «Тихого Дона» и еще не напечатанной второй книги «Поднятой целины», были потеряны.
Теме Великой отечественной войны посвящены его произведения:
«Наука ненависти»;
«Судьба человека»;
«Они сражались за Родину»
За участие в Великой Отечественной войне Михаил Шолохов награжден  – орденом Отечественной войны I степени, медалями «За оборону Москвы», «За оборону Сталинграда», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», «Двадцать лет победы в Великой Отечественной войне».

Книги о войне

"Наука ненависти"
Весной 1942 года появился рассказ Шолохова «Наука ненависти», в котором писатель создал образ героя, побывавшего в плену. И это несмотря на то, что еще 16 августа 1941 года вышел приказ Ставки Верховно­го Главнокомандующего № 270, который приравни­вал пленных к предателям.
В образе лейтенанта Герасимова воплощены луч­шие черты советского человека на войне. Этот образ предваряет образ Андрея Соколова из послевоенного рассказа автора «Судьба человека».
Рассказ был опубликовано в «Правде» 22 июня ровно через год после начала Великой Отечественной войны. В основе рассказа — реальная история фронтовика, которого Шолохов лично знал. Но имя вымышленное, та как герой рассказа – собирательный образ советского солдата.
С первых же дней пребывания на фронте лейтенант Герасимов стал очевидцем чудовищных злодеяний, чинимых фашистами на оккупированной ими территории, переносит все тяготы плена.
Рассказ Герасимова о себе завершается таким  признанием: «… И воевать научились по-настоящему, и ненавидеть, и любить. На таком оселке, как война, все чувства отлично оттачиваются. Казалось бы, любовь и ненависть никак нельзя поставить рядышком; знаете, как это говорится: «В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань», а вот у нас они впряжены и здорово тянут! Тяжко я ненавижу фашистов за все, что они причинили моей родине и мне лично, и в то же время всем сердцем люблю свой народ и не хочу, чтобы ему пришлось страдать под фашистским игом. Вот это-то и заставляет меня, да и всех нас, драться с таким ожесточением, именно эти два чувства, воплощенные в действие, и приведут к нам победу. И если любовь к Родине хранится у нас в сердцах и будет храниться до тех пор, пока эти сердца бьются, то ненависть всегда мы носим на кончиках штыков».

 

Фильмы о войне по произведениям М. Шолохова

"Они сражались за Родину"

Отрывки из воспоминаний Юрия Никулина о съемках фильма «Они сражались за Родину»:

<...> Хотя до моих игровых сцен было далеко, я исправно ходил на все репетиции. <...> Особенно меня поражал на репетициях Василий Шукшин. Он подбирался к каждой фразе со всех сторон, долго искал различные интонации, пробовал произносить фразу по многу раз, то с одной интонацией, то с другой, искал свои, шукшинские паузы. Он шел по тексту, как идут по болоту, пробуя перед собой ногой, ища твердое место.

Вспоминал я наши более чем десятилетней давности встречи с Шукшиным, когда мы вместе снимались в фильме у Кулиджанова. Тогда он держался в стороне, в разговоры не вступал, на шутки не реагировал, все ходил со своей тетрадочкой и, если выдавалась пауза, садился в уголке и что-то записывал карандашом. Тогда я не знал, что через несколько лет рассказы Шукшина будут публиковаться во многих журналах, а вскоре выйдут и отдельной книжкой.

<...> Шукшин произносил свои фразы удивительно легко. На первый взгляд, он говорил так, как и в жизни, – не повышая голоса, но в то же время в нем чувствовалась внутренняя сила, необузданность характера бронебойщика Лопахина.

Я завидовал Шукшину. У меня с текстом возникло много трудностей. <...>

Я решил просто выучить текст, а там будь что будет. Крупными буквами написал на картонных листах слова роли и развесил эти листы по стенам каюты. Проснусь утром и лежа читаю. Потом сделаю зарядку и опять повторяю слова. И так почти каждый день.

На третий день, когда мы обедали в столовой, Шукшин меня спросил:

– Ты чего там все бормочешь у себя?

– Да роль учу.

И я рассказал о картонных листах. Внимательно выслушал меня Шукшин, чуть вскинув брови, улыбнулся краешком рта и сказал:

– Чудик ты, чудик. Разве так учат? Ты прочитай про себя несколько раз, а потом представь все зрительно. Будто это с тобой было, с тобой произошло. И текст сам ляжет, запомнится и поймется. А ты зубришь его, как немецкие слова в школе. Чудик!

Попробовал я учить текст по совету Василия Макаровича. И дело пошло быстрее, хотя на это ушла еще неделя.

Наблюдая за Шукшиным, я стал смотреть на него как бы через объектив скрытой камеры: как он репетирует, как разговаривает, как держится с людьми. Внешне все очень просто. Я бы даже сказал, что Шукшин был излишне скромен. <...>

Слава, известность, признание как бы исподволь подбирались к Шукшину. После выхода на экраны «Калины красной» его имя знали все. В этой картине для меня открылся совершенно новый Шукшин. О нем писали, о нем говорили, его все сразу полюбили. А он необычайно смущался, весь зажимался, когда к нему подходили с просьбой дать автограф или говорили приятные слова.

Василий Макарович любил природу. <...> …сорвет какую-нибудь травинку, понюхает ее и скажет, как она называется. Он знал названия многих трав. Память у него была необычайная.

<...> Любил Шукшин песни, особенно русские народные. Часто подсаживался к компании поющих и тихонько подпевал. <...>

Василий Макарович любил Шолохова. Нередко на репетициях он восклицал:

– Ну надо же, как фразу-то написал, а? Так точно и хлестко! Да-а…

Когда мы по приглашению Шолохова поехали к нему в станицу Вешенскую, я видел, как волновался Шукшин. Приехали поздно вечером, переночевали в гостинице. Утром зашли в книжный магазин и купили книги Шолохова, чтобы он подписал нам на память. Так с книгами и вошли в кабинет Михаила Александровича. <...>

Около трех часов мы провели за беседой. Шолохов рассказывал о том, как по предложению Сталина начал писать этот роман, как впервые его напечатали. Слушали мы Шолохова с интересом. Говорил он образно, убедительно.

– Интересный он дядька, – говорил позже мне Шукшин. – О, какой интересный. Ты не представляешь, что мне дала эта встреча с ним. Я всю жизнь по-новому переосмыслил. Много суеты у нас, много пустоты. А Шолохов – это серьезно. Это – на всю жизнь. <...>

История советского кино. Т. 4. М., 1978

Никулин Ю. Почти серьезно. М., 1998